Газета 'Земля'

Хозяйкина отлучка
    Не раз Марье Никитичне дети выговаривали, чтоб бросала она хозяйство, своё здоровье берегла. То сын подступает с уговорами, то дочь, а то и внуки приставать начнут.
    «Мама, забудь ты про хозяйство! Тебе отдыхать надо. Перебирайся к нам в город. Хочешь, в моём доме живи, хочешь – с Катей. Хочешь отдельно, сама по себе, мы тебе небольшой домик купим. Не нужно нам ни молока, ни яиц, ни овощей, нам нужна ты!».
    А она им в ответ одно заладила: «Как же, родные, я всё брошу?! Ведь только тем и живу, а хозяйство оставлю, примусь отдыхать, тут и смерть подберётся. Не привыкла я без дела сидеть».
    Отступились дети, об одном лишь умоляют, чтоб животинки на подворье больше не становилось. И этого хватает. И от того, что уже имеется, одна маята да усталость.
    Прихворнула как-то Марья Никитична, дети враз примчались да потянули её в город, в поликлинику. Попросили соседку, чтобы та за хозяйством приглядела. Соседка – баба добрая, не отказалась. Тем более, что ей разрешили всё молоко себе забирать.
    Чужой человек вместо любимой хозяйки, тут свыкнуться надо. Корова морщилась, чувствуя чужие руки, но не дурила. Хорошо, что не туготитяя, а то бы соседке несладко пришлось – молока-то много. Боровок попротестовал. Он ведь привык, что кормят его не абы как – и картошечки отварят да намнут, дроблёночки напарят в сыворотке или ещё чего хозяйка придумает да сгоношит. А тут дроблёнку водой зальют, в корыто всё это – бух! Жуй, не брезгуй! В первый-то день боровок с охоткою жевал, в новинку для него такая пища была. Потом рыло стал воротить. А хозяйкиной подмене эти выкрутасы безразличны, у неё и своих забот немало. Одним только курам всё нипочём: клюют зерно, в зарослях картошки роются. Они у Марьи Никитичны вольными были, в тепляке безвылазно запирались только зимой.
    У собак тоже недобрые дни настали. Привыкли они, видите ли, к тому, что хозяйка им супчика сварганит или рожки отварит, добавляя немного своедельской тушёнки для вкуса. А тут каждому по полбулки хлеба кинут, воды в плошки нальют – считай, вся еда. Ушлому-то всё нипочём, он сбегает, по курятникам дань соберёт. Сытый, довольный, шкурка у него, как рыжий бархат. Лютому приходится хуже. Ушлый принесёт ему часть добычи, а он нос воротит – ворованного не потребляет, брезгует. Интеллигент… А на хлебе с водой особо сыт не будешь. Сбегал Лютый по оврагам, добыл кой-каких косточек, ими и отравился. Лежит, бедолага, никак оклематься не может. Даже Кукла его пожалела, пару раз с Ушлым гостинцы небольшие отправляла – кусочек куриной ножки и немного мясца. Специально не доедала, приберегая для больного. Найда забегала, беспокоилась.
    Соседка, всё время спеша, ни на что внимания не обращала.
    Дней шесть миновало, как уехала Марья Никитична. Зверьё да скотина на подворье терпят, ждут её возвращения.
    Тут новая напасть подступила – боровок прихворнул. Просквозило его, да и тоска по любимой хозяйке, по привычной пище гложет. Слёг, не двигается совсем. Ему кормёжку подадут, а он не ест ничего. Курицы в его корыто заберутся, хозяйничают там: часть склюют, ещё больше разгребут-разбросают вокруг. Их никто не гонит, твори, чего пожелаешь.
    Ушлый заприметил напасть, ждёт, когда хозяйкина подмена углядит-таки состояние свина. А той недосуг, домой торопится, ей ещё ужин семье готовить надо. Возмутился Ушлый: «Лютый только в себя приходить начал, боров слёг, а эта растяпа ничего не видит! Надо подсказать!». В другой раз, утром, как пришла соседка с ведром к свинарнику, он её там призадержал. Женщина поначалу испугалась, кто знает, вдруг сдичал пёс, не ровен час- покусает. Потом припомнила о его сообразительности, начала думать, чем ему не угодила. Осмотрелась вокруг, пригляделась к боровку и ахнула: «Никак, помирает! Что я Марье Никитичне скажу!». Враз своего пацанёнка отправила за ветеринаром. Тот пришёл, поглядел больного, полечил. Когда через четыре дня местный айболит приходил навестить пациента, ещё один укол поставить, боров уже пришёл в себя и так резво принялся уворачиваться, что едва его поймали вдвоём, ветеринар и соседкин сын.
    Две недели не было Марьи Никитичны дома. Лютый и Ушлый верно её хозяйство блюли. Соседка на помощь свою дочку привлекла. Кормёжка сразу улучшилась: девчонка-то никуда не торопилась, понемногу варила каши. Жизнь, вроде, стала налаживаться.
    Потом Марья Никитична уговорила-таки своих детей отпустить её домой. Изнемогла она в городе, рвалась в деревню. Нехотя дети привезли мать в село, уж как наказывали всем – и соседкам, и материным подругам, и фельдшерице, чтоб те почаще навещали Марью Никитичну… Лекарств понавезли, продуктов всяких городских. Кабы их воля, никогда б они её здесь не оставили. Дочка Катя даже пошла на крайние меры: решила здесь поселить свою дочурку Аришку, бабушке в помощь.
    Так и стали жить дальше: бабушка, внучка и жители подворья. Дружно жили, в ладу.
    Надежда Дмитриева