НЕЛЬЗЯ НЕ ПЕЧАТАТЬ
Самый массовый отклик наших читателей за последние несколько лет вызвал вопрос о детях войны
В Забайкальском крае разработан проект закона «О социальной помощи детям Великой Отечественной войны». Несмотря на то, что работа над документом продолжалась несколько месяцев, автор документа – депутат Законодательного собрания С.В. Сутурин не спешит выносить документ на суд коллег-парламентариев, так что пока можно говорить лишь о важной инициативе, появившейся в регионе. А мы продолжаем публиковать письма читателей, которые посчитали необходимым высказать собственное мнение  по теме.

Доживём, доедим, доносим…
В 1954 году пришла на Холбонскую электростанцию Маина Иннокентьевна Концева из п. Холбон, проработала там 38 лет, из которых 20  – «горячего стажа». На пенсию ушла в 1986 г., насчитали 125 руб. «Жить можно было, – вспоминает Маина Иннокентьевна в письме, – но пришёл Ельцин, стала пенсия 30 руб. Пришлось в 1994 г. снова выходить на работу, чтобы сделать перерасчёт пенсии, дотянули её до 9000... 
Мой отец Усачёв Иннокентий Глебович, ушёл на фронт в 1941 г., в 1943 г. был ранен. Осталась мать с тремя девочками, и я, четвёртая, родилась в 1942 г. Мать работала летом в колхозе, зимой убирала школу, ночью топила печи, чтоб ученикам было тепло. Обедом был нам кусочек хлеба со спичечную коробку. Подойдём к реке, макнём его в воду и продолжаем удовольствие, чтоб подольше его кушать, и водичкой запьём, этот суп назвался «мурсовка». Отец с фронта пришёл в декабре 1945 г., стал работать учителем. Из одежды были у него гимнастёрка, кирзовые сапоги и широкий ремень.
Наши отцы и матери внесли свой вклад в эту великую Победу, и мы ими гордимся. В наследство нам оставили человеческую совесть, порядочность. Хотя у нас отобрали детство и старость, мы остались людьми. Большинство «детей войны» носят пальто, купленные до перестройки. «Дети войны» живут на три буквы «Д»: доживём, доедим, доносим».
«Уж доживём как-нибудь, – словно продолжает её письмо Корешникова С.В. из п. Курорт Дарасун: «Мне 76 лет, родилась и выросла в Забайкалье. В 1939 г., когда начались военные действия на Халхин-Голе, отца забрали на фронт. Нас осталось 5 человек и мать, мы понимали, как ей нелегко, и старались помочь. Я пошла учиться в 9 лет, надо было нянчиться с маленькой сестрой, да и одежды не было. Отец вернулся с фронта без левой руки, но мы были безмерно счастливы. После войны было очень тяжело, хлеб давали по карточкам. Мы помогали в колхозе копать картошку, заготавливали дрова для школы, тушили лесные пожары. Зимой возили дрова на корове. До сих пор у меня в памяти сохранилась жалость к этому животному. Я видела: когда она тянула сани с дровами, из глаз у неё текли слёзы. Там, где дорога шла в гору, я подталкивала сани, чтобы ей помочь. Сама была совершенно без сил, полураздетая, полуголодная. Однажды я принесла из колхоза фляжку зерна. Отец строго сказал: «Отнеси, где взяла, это государственное!» И я отнесла. На всю жизнь запомнила, что нельзя брать ничего чужого без разрешения.
Война нас закалила. Мы все выучились, я закончила пединститут и проработала в школе более 30 лет. Получила медаль, звание «Ветеран труда» и 450 руб. ежемесячного пособия. Как только стала инвалидом, это пособие у меня отняли, как и у многих других. Как же стыдно, обидно и унизительно! Даже дети знают, что, если что-то дали, отнимать нельзя. Если, товарищи у власти, дадите эти 300 рублей, да отнимите другое, ветеранское пособие, например, то уж лучше не надо! Это будет ещё одним унижением для нас – детей войны! Уж доживём как-нибудь. Мы привыкли».

Особое мнение
Авторы нескольких писем высказывают и собственные предложения, которые могли бы быть учтены создателями проекта закона «О социальной помощи детям войны». К примеру, житель с. Усть-Озёрное, Борзинского района, Анатолий Вениаминович Акулов считает, что предложенные сроки рождения «детей войны (с 1928 по 9 мая 1945 гг.) должны быть скорректированы.
«Это правильный и нужный закон для жителей Забайкалья, – пишет Анатолий Вениаминович. – Я не ошибся с формулировкой, действительно, только для жителей Забайкальского края, невзирая на то, бурят он или татарин, или ещё какой национальности, лишь бы он был рождён в Забайкалье в 1930 г. и по 1947 г. включительно. По телевизору смотрел передачу, в которой как «детей войны» показали тех людей, которые были и в Ленинграде, в общем, с Запада! Я думаю, правильно будет брать рожденных только в Забайкалье, потому что приезжих за это время много, пусть не обижаются, но у них свой статус (беженцы).
Почему я предлагаю эти годы? Вот Сергей Сутурин считает, что с 1928 г.р., но 1928 год был призван на действительную службу, так что эти люди уже попадают в ряд фронтовиков. Также, по моему убеждению, нужно сдвинуть сроки до 1947 г., ведь только тогда отменили карточную продовольственную систему, и люди вздохнули легче и увидели свет в конце туннеля. Ещё я хотел бы возразить депутату, что нельзя лишать права на получение льгот и присвоение статуса «дети войны» тех людей, которые якобы были осуждены и отбывали наказания. Это неправильно, они за своё отсидели сполна, и нельзя их наказывать дважды».
Начать отсчёт с 1933 г. р. предлагает читатель из с. Тергень, Шелопугинского района, Меренков Анатолий Григорьевич, который считает, что те, кто сумел доказать, что работал в то время, уже получают льготы как труженики тыла. А З.И. Ганькина из г. Борзи пишет: «Все «дети войны» находились на одинаковом положении: у кого отцы воевали, у кого не было отцов, у кого умерли до войны. На мой взгляд, надо давать 9 Мая всем детям войны определённую сумму денег».
О них же, о деньгах, ведёт речь Ларионова Надежда Ивановна, из с. Глинка, Хилокского района, письмо которой приводим полностью:
«Когда началась война, мы жили на прииске Шумиловка, папа работал старателем. Сейчас читаю его трудовую, были у него значки (Отличник цветной металлургии) Когда папа ушёл на фронт, у мамы осталось трое детей, два старших брата и я. Было мне 3 года. Однажды мама пошла в лес за дровами. Была зима, глубокий снег, и она провалилась в старую шахту. Нашли её на второй день, от переохлаждения она сильно заболела и решила перевезти нас в Чикой, в деревню, к родственникам поближе, в надежде – хоть кто-то из детей, может, выживет. Дрова возили на саночках, ели крапиву, варили в чане, который стоял среди двора, копали купену – из неё пекли лепёшки, собирали ягоду, заготавливали на зиму грибов, черемшу и все, что вырастало в огороде. Всё было бы ничего, но надо платить большие налоги, поставки – сдавали мясо, яйца, шерсть, молоко, а держали только корову, и ту кое-как: сено не давали косить нигде. Я помню, веточки рвала в кустах, возила снопами на тележке, и прятали мы их под крышу дома. Ну, и колхоз давал нам соломы – мы все там работали. А ещё было задание: по 40 кубометров дров напилить на двор, и ещё маленькие чурочки. В лесу готовили швырок на клуб, сельсовет, библиотеку и попутно привозили берёзки, прямо в избу затаскивали козлы и пилили ручной пилой чурочки, со спичечную коробку длиной. Они нужны были тракторам, которые заправлялись дровами.
Всем, чем мог, помогал нам директор школы Михаил Григорьевич Филатов: я училась в четвёртом классе, он договорился оформить документы на маму, чтоб я работала уборщицей в сельсовете и в клубе. Платили 140 рублей, и вот этими деньгами мы рассчитывались с налогами. Таких детей у нас в селе было много. Все они старались работать, помогали друг другу. А вот у кого были папы, тех я в лесу не припомню, и на себе дрова они не возили. Им давали коня, нам же «не доверяли».
Я всю жизнь проработала в колхозе дояркой. Расценки были 1,2 коп. за литр. Теперь пенсию получаю 7400 руб. Мне ее не хватает: всё дорожает, но я всё равно не согласна получать добавку в 300 руб. и льготы на зубы, которых давно нет. Сколько нам осталось – год, полгода, эти триста рублей мне не подмога. Вы же дали по миллиону вдовам фронтовиков. Я считаю: они пожили, и неплохо, пенсию им большую дали. Я ходила на 9 Мая к памятнику погибшим – все весёлые были, фронтовикам давали подарки, поздравляли с Победой. Я не хочу никого винить, не судите меня строго, я не испытывала никакой радости, уходила оттуда с большой болью в душе, со слезами на глазах и комом в горле. Почему бы нам не дать денег, не миллион, хотя быть 500 тысяч? Я бы знала, что есть деньги на похороны, с пенсии мне не накопить, и придётся детям брать в долг и хоронить.
А если кому надо будет сменить зубы, то с деньгами он это сделает, и машину даже наймёт до больницы доехать. Дорогие депутаты, оставьте в нашей памяти добрый след. Я думаю, дети войны меня поддержат».

Подготовила  Мария ВЫРУПАЕВА
Фото с сайта: http://ucrazy.ru/foto/