Проклятье бабки Тугуновой

    

    …Ноет спина… Ноет… Не вскинуться, не стряхнуть с себя страшный сон. И тем сильнее обида, зло на Полину: «Спит. Храпит. А ведь она виновата во всём – подзадоривала, подтыкала: «Молодец, кормилец», когда первые деньги от продажи пойла принёс. И спину из-за неё угробил. Дрянь!

    …Вставать надо. Зачем? Дел никаких. Хозяйство было – заботы были. Но залежишься – вообще не встанешь. Ух, как спина болит! Как болит! Какая уж там скотина, машина… Хорошо ещё пенсию без лишней волокиты дали. Люди годами выхаживают.

    Чудное дело – спина. Идёшь вот так, почти на четвереньках, руки по земле волочишь – терпимо. Попытаешься распрямиться – боль.

    Резко сдала и Полина. Стала рыхлой, грузной. Потеряла аппетит. В её комнате постоянно пахнет лекарствами. И к ней всё чаще приезжает скорая. Что болит у жены, на что она жалуется, Губанов не знает. К её разговорам с медсёстрами, врачом не прислушивается. Полину не спрашивает.

    …Заметно обветшали, постарели, поблекли дом и двор. Потускнела, начала осыпаться краска со ставен и наличников. Просело крыльцо. Облупился железный забор, по каркасу поползла ржавчина. Половину двора захватили лебеда, крапива, полынь, острец. Рассыпалась кирпичная окантовка клумб. Расползся парник и превратился в кучу навоза…

    …В селе, задыхающемся от безработицы, а значит и безденежья, растёт и растёт число магазинов. Три смотрят окнами в окна дома Виктора и Полины. Однако супруги всё чаще просят соседей купить им хлеба, чая, сахара, рожек – всего, без чего не прожить:

    – Гаврилыч, купи хлеба, будь другом, – просит Виктор почти девяностолетнего соседа-инвалида.

    – А сам-то что? Триста метров пройти не можешь…

    – Не могу. Спину сегодня так сковало, едва на ногах держусь. К непогоде, видать.

    С такими же просьбами обращалась к соседям, чаще соседкам, Полина.

    И, как это почти всегда бывает, соседи и соседки, поначалу терпеливо исполнявшие их просьбы, в конце-концов устали от своей доброты и отзывчивости:

    – Прости, тороплюсь…

    – Рад бы, да некогда…

    – Не обижайся, брат приезжает, встречать надо. Попроси кого-нибудь…

    Выход из такого унизительного положения подсказал тот же Гаврилыч:

    – Вот что, паря. У нас в кладовке сколькой год коляска детская стоит. Серёга, внук, с сынишкой к нам приезжал. С севера. Денежный. Стал обратно в дорогу собираться – коляску оставил, чтоб в самолёт не тащить. Берите её с Полиной и ходите с ней в магазин. Опора – лучше костылей, и что купишь – привезти можно. Приедут хозяева – вернёте. Себе свою купите. Денег-то, слышал, и у вас куры не клюют…

    …В магазины с коляской Виктор и Полина ходят по очереди. Питаются они раздельно. И продукты закупают отдельно.

    Идёт Виктор – его, пополам переломленного, согнутого, из-за коляски почти не видно. Мелькнёт лысина, окаймлённая пучками седых, давно не стриженных волос, и снова исчезнет. Только маты и проклятия, неизвестно кому адресованные – жене ли, бабке ли Тугуновой или всем нам, на одной земле с ним живущим, а может, и тем, кому после нас жить, – из-под коляски, как мыльные пузыри выныривают и лопаются…

    …Идёт Полина, как (не будем с копной сравнивать больную женщину) туча тяжёлая дождевая, грозовая. Сунешься – так громыхнет – долго будешь в затылке почёсывать, вспоминать, кого из твоих дедушек и бабушек она помянуть, сажей мазнуть забыла…

    * * *

    – Что это они по очереди коляску катают? – как-то спросил соседку Губановых Татьяну Михайловну Савельеву, агрономшу нашу, орденом Ленина за бывший колхозный труд награждённую, брат её двоюродный, в гости с Урала приехавший. – Внучонка или внучку прогуливают, обихаживают?

    – Не было у них детей, откуда же внукам взяться. Сколько лет вместе живут, столько и воюют. Как собаки лаются, людей не стыдятся… Придуривают…

    …А бабка Тугунова вскорости вслед за сыном в могилу сошла. Сердце не выдержало…