Индюк Женя и полмиллиона свиней

Трудотерапия в колонии строгого режима

С мёртвой точки

    В Центре трудовой адаптации (так это называется) проходят «перевоспитание» около 140 человек. Желающих сильно больше. Но даже то, что есть, можно считать маленькой победой. 

    Учатся на месте у мастеров или (если специализация требует профобучения) сначала в ПТУ, потом практикуются. 

    Иногда новый вид производства возникает с появлением в колонии конкретного человека. Так, недавно открыли производство сёдел. Кому надо недорогой, но качественный эксклюзив – обращайтесь.

    Курс на самообеспечение учреждений заставляет изыскивать и таланты, и средства. И – получается. Швейные цеха, мебельные... Налажено даже производство макаронных изделий. Хотя работой обеспечено, повторюсь, только 10–15% пребывающих в заключении.

    Сторонние организации привлекают: есть чем – производственные помещения, а особенно громадины-навесы на территории напоминают замок великана. Правда, в «Изумрудном городе» жилище Гуррикапа совсем заброшено, а здесь тише былого, но идёт жизнь. 

    Под навесом высотой с трёхэтажный дом вручную разгружают машину с макулатурой. Горы ненужных бумаг, картонные коробки… Всё это превратится скоро здесь же в рулоны туалетной бумаги – предприниматель открыл производство, и всем хорошо: ему – экономия на аренде помещений и оплате труда, колонии – рабочие места, заключённым – трудовой рубль на карту и плюс к характеристике.

    

Переплавить, перековать

    Первое, куда попадаем, – цеха металлообработки. Протяжённые, высокие – просоветские. Прессы. Верстаки. Сварочные маски. Правда, станки не сияют щёгольски. «Мечтаем обновить, – кивает провожатый. – Пока не хватает средств: нужны заказы. Чем больше, тем лучше». 

    Могут почти всё. На улице ждут отправки заказчику металлические двери. Недавно варили решётки для станции скорой помощи. 

    И решётки для учреждений УФСИН? «Нет, конечно», – улыбается Доржи. 

    Токари, кузнецы в чёрной робе с нашивками-номерами от камеры отворачиваются. Но говорят охотно – новое лицо. 

    – С металлом работать научились здесь? – спрашиваю.

    – По металлу-то… и раньше «работали», – шутит один. Или не шутит. Но что бы ни было у них за спиной (всё-таки колония строгого режима), сейчас это просто люди, жизнь которых проходит вдали от родных людей и мест. В несвободе. 

    Великая беда российской системы наказания – приучка к безделью. Удача, что хотя бы части заключённых работа помогает не потерять счёт дням, самоуважение и аксиому про «не потопаешь – не полопаешь». 

    Умельцев компании присматривают ещё до «выпуска». «Ремонтировали мемориал – так наш, как освободился, уехал с ними работать в Краснодарский край», – рассказывают здесь. Из редких – истории о том, как особо рукастые и оборотистые, научившись ремеслу в тюрьме, на воле начинают своё, обществу угодное дело.

    А ведь и правда, какие таланты сидят...

    

«Таблетка» под тюнингом

    Алексей (назвал себя так) распахивает двери УАЗа. Бывшего УАЗа, потому что сейчас это, на мой женский взгляд, почти лимузин – сверхпроходимый. Усиленные бамперы. Лебёдки. Дуги. Антикоррозийное покрытие днища. В салоне – железная печка, мягкая обшивка, сиденья раскладываются в кровать. Тумбочка, кофры, багажник – мечта водителя. 

    Фотографии автомобилей «до» и «после», как и другой продукции заключённых, есть на стенде у входа в ИК. «Посетители, родственники, пока ждут – смотрят», – поясняет маркетинговый ход замначальника. 

    – У вас, такого мастерового, наверное, тоже машина… была, есть? – говорю Алексею. 

    – Всё было, – бросает, не глядя. 

    Уходим.

    Такие же самородки (правда, более словоохотливые, будто потому, что работают с деревом, а не железом) корпят над чьей-то царской кроватью в столярной мастерской. Самый старший – невысокий, в очочках – с гордостью смахивает сухие сосновые опилки с будущего изголовья. Если запах смолистой стружки способен очищать души, то его молодые подмастерья на верном пути. 

    В цехах, где в ход идёт не древесина, а ЛДСП, рабочих больше, и готовая продукция (кухонные уголки, гарнитуры, стеллажи и проч.) выходит крупными партиями – конвейер. Только что обстановку, благодаря здешнему производству, обновило кадетское училище Читы. Ярким разноцветьем вспыхивают мастерские, когда поступают заказы от детских садов. 

    «Ещё бы современные станки», – замечает Доржи Дашинимаевич и открывает дверь, за которой не пение рубанков – кудахтанье.

    

Вольер в вольере

     В «яслях» (а как иначе назвать цыплячью?) под тёплым светом ламп подрастает пушистое племя цыплят, цесарят, индюшат. 

    Индюк Женя (Евгения), по всему, на особом здесь положении – разгуливает по полу и нагло заглядывает в объектив. 

    Большие надежды в птичнике возлагают на новичков – бройлерных цыплят, которые «должны превратиться скоро в 500 кг курятины». 

    Куриные яйца для инкубаторов и кухонь учреждений УФСИН со скоростью 150 штук в сутки поставляет соседнее помещение. И если цыплячий «нянь» (напоминает Василия Алибабаевича из «Джентльменов удачи») – деревенский, то служащие курятника познакомились с разведением птицы в тюрьме.

    Куры крупные, чистые, бойкие, живут своей беспокойной куриной жизнь, не знают, что есть другая – с зелёной травой, под солнышком, с жирными червяками в весенней пашне. Не знают и счастливы.

    На улице вольно гуляют несколько серых гусей. Щёлкаю их на фоне вышки, и это решает судьбу кадра – запрещено. «Остатки», – кивает на длинношеих Доржи. Остальные принесены в жертву гастрономии. Вот так гогочешь, гогочешь и на тебе. Свинство, товарищи! 

    А мы в свинарник идём.

    

560 пятачков и огурчики к ним

    Зимой свиньи в основном содержатся в помещениях. Сейчас наслаждаются теплом, трутся щетиной о дощатые ограждения. Рабочие трелюют баки с кормом и, должно быть, мечтают о гайморите. 

    Но если вы читали «Педагогическую поэму» Макаренко, то знаете, как при умелом руководстве работа на свиноферме благотворно влияет на неокрепшие умы. И что – опять же при грамотном подходе (и дешёвой рабочей силе) – дело это выгодное. В ИК-5 точно так. Свинина тут проходит, так сказать, полный цикл производства: от опороса свиноматок до превращения в колбасу. Поголовье колеблется в пределах тысячи. За прошлый 2017 год получили 35 тонн одной только свининой. Процесс круглогодичный, безостановочный. Обратная сторона окорока, ничего не поделать. 

    Неподалёку от фермы, к радости вегетарианца, – длинный ряд теплиц. Полностью из поликарбоната. С завалинками. Теплицы подключены к отоплению, и посадки начинаются в марте. «Нынче сажаем только огурцы», – бегло объясняет суть торгов на поставки внутри системы мой экскурсовод. Но кроме огурцов, которые в одной из теплиц уже поднялись зелёной стеной, есть… розы. Ими украсят территорию, когда лето «укоренится».

    С лейками – мужчины. «Из районов, деревенские, да», – не чураются разговора. Один соглашается сфотографироваться. Опыт тюремного огородничества – ого: «В Нерчинске четыре года выращивал огурцы. Здесь уж сколько…»

    – Сколько ещё… огурцы выращивать?

    – Много. Пять лет. 

    Глаза живые и умные. Но так сложилось.

    – Многие тут не в первый раз, – говорит на обратном пути Доржи Дашинимаевич. – Иной возвращается и – снова в цех. Квалификацию повышать…

    – Немало сидят с высшим образованием, – делится потом мыслями пресс-секретарь УФСИН Вера Шаламова. – По-разному бывает. Много трагедий на почве ревности. 

    У каждого своя история от воли до… тюремных птичников и теплиц.

    

    Елена Сластина