В краю лам Забайкалья

(Chez les Lamas de Sibérie, 1909)

Познакомимся

Гл. 9. В долине Чикоя.

    Устькиран. – Цугольский монастырь. – Бичура. – Крестьяне и поселенцы. – Семейские. – Петровский завод.

    …Я выезжал из Кяхты в отвратительную погоду: мелкий моросящий дождь, ледяной ветер, дороги под толстым слоем грязи, из-под колёс и копыт лошадей на меня летели омерзительные брызги. Труп верблюда у дороги испугал лошадей, и они рванулись и понесли тарантас, и только долго после кучер сумел их остановить. Очень поздно приехали в деревню Усткиран (Oustkirane), весьма живописно расположенную, где находились загородные дома крупных кяхтинских купцов. В ней я и познакомился с очень гостеприимной и милой семьёй Лушниковых, которую столько путешественников по Сибири благодарили за сердечный приём.

    У меня была цель провести несколько времени в Бичуре (Bitchoura) у знаменитых поселенцев, о которых я уже говорил, – семейских, религиозных диссидентах. От Усткирана до Бичуры дорога долго была трудной. У меня был слугой казак-бурят Гарма, с отчаянием вцепившийся в тарантас, чтобы не свалиться с сиденья. Нам надо было перебраться через два рукава красивой и широкой реки Чикой (Tchikoï), она вместе с Хилком (Khilok) – большие притоки Селенги, очень богатой рыбой и судоходной на протяжении приблизительно 275 километров. Этот двойная переправа продолжалась полтора часа. Паром несло потоком, и он постоянно натыкался на места, где высадка была невозможна. Пришлось его тянуть, медленно поднимаясь по течению. С нами были крестьяне; их лошади после долгих понуканий и упрашиваний согласились броситься в воду и, двигаясь против течения, медленно потянуть паром, перегруженный телегами и пассажирами. 

    Дорога пошла песчаником; песок был так мелок и глубок, что колёса увязали в нём по ступицу. Гарма несколько раз беспокойно поглядывал на колёса: одно из задних колёс из-за трения песком загорелось. Воды с нами не было, и Гарма соскочил со своего сиденья потушить его, как бы поступил брюссельский Мальчик Пис*. К нему, в свою очередь, присоединился и кучер.

    (…) От Эдина до Еланского дорога стала получше. После тяжёлого подъема по песчаным холмам мы доехали до обширного плоскогорья, покрытого зерновыми – гречихой, пшеницей и рожью. Эти поля принадлежали казакам. Эти поля на нашем пути чередовались с бурятскими, а мы приехали в Аракиретский монастырь (Arakirète), маленький и неинтересный, но в нём, однако, я сделал одну фотографию молодого ламы в невероятном головном уборе, шассере (le chassere), жёлтого цвета, похожего на каску, верхняя часть которой одна только достигала до полуметра высотой. 

    Там же, у монастыря, был дзарджук (dzardjouk) – род алтаря с палками, воткнутыми в землю на холмике, украшенного знаменами, онбон более современный, чем те, которые я видел раньше. 

    И вот мы на землях семейских: мы проезжали хорошо обработанные поля, на которых работали крупного роста мужчины. Рядом с ними были женщины с платками на голове вроде большого тюрбана. 

    Наконец я добрался до Бичуры, значительного села, главная улица которого тянется несколько километров. (…) Бичура находится на превосходных землях, которых так много в Забайкалье, где поля с зерновыми чередуются с пастбищами и покосами. В Забайкалье земледелие придерживается использования паров и даже целины, в области более 300 тысяч гектаров засеянных полей. Общее количество пахотных землей, пригодных для земледелия, и которым может пользоваться население, достигает полутора миллиона гектаров. Ежегодный урожай зерновых варьируется между двумя и четырьмя миллионами гектолитров, половину из которых даёт яровая рожь, а вторую – пшеница, овёс, гречиха и картофель. Средний урожай с гектара для пшеницы и ржи – 10 центнеров, по сведениям г. Семёнова, вице-председателя учёного Императорского географического общества. Когда урожай хорош, нередко крестьяне получают и 20, и 25 центнеров с гектара. Сельскохозяйственные условия в этом регионе более благоприятны, чем в Европейской России. Урожаи зерновых в Забайкалье не только обеспечивают местных крестьян и горожан, но и вывозятся в соседние области. Недавно избыток урожая обеспечивал войска и оседлое население в бассейне Амура. 

    С того времени, когда губернии Амура и Приморья благодаря усилиям крестьян изменились, избыток зерна стал посылаться в Иркутскую губернию на золотые прииски. К несчастью, слишком много зерна употребляется для производства водки. 

    В годы хороших урожаев цены зерна сильно падают: пуд (16 кг) яровой ржи продаётся за 20–25 копеек. 

    Мы уже говорили, что среди забайкальских жителей наиболее оригинальны семейские. Их имя происходит от «семейство» (semeistvo), что означает семью. Одни говорят, что они получили такое имя, поскольку браки заключаются между своими; другие с большим основанием утверждают, что название происходит от того, что их ссылали семьями, а не поодиночке. Это происходило во второй половине XVIII века, когда их высылали как сектантов-диссидентов. Они, как отмечают многие авторы, сохранили великорусский тип в чистом виде, который и наблюдается до сих пор. Однако некоторые из них утверждают, что они из Малой России. Они поселились в Селенгинском и Нерчинском уездах.

    Мой хозяин Петров утверждал мне, что семейские в большинстве своём – уроженцы Черниговской и Полтавской губерний; его дедушка, добавил он, полтавского происхождения.

    «Это было очень тяжело для наших стариков, – говорил мне Петров, – устроиться в долине Чикоя; там хозяйничали буряты и очень плохо встретили новых поселенцев. Мой дед построил свой дом на том же самом месте, где сейчас стоит мой, работа была долгой и тяжёлой. Буряты появлялись ночью и уничтожали всё, что было сделано днём. Но мой дед был смелым человеком. Однажды он ушёл пешком в Иркутск по бездорожью через вздувшиеся от разлива ручьи, которые надо было переплывать. Он пришёл в Иркутск и представил от всех своих соседей челобитную губернатору. Было проведено следствие, и семейские смогли жить и работать спокойно». 

    Действительно, упорство семейских было удивительно, и они преодолели все препятствия. Их ухоженные поля, удобные дома уже целое столетие удивляют путешественников. Ленивые казаки плохо обрабатывают плодородные земли, тогда как семейские сумели возродить неплодородные или целинные земли. Приятно посмотреть их ухоженные усадьбы, у них в домах просторные, хорошо проветриваемые комнаты, на стенах старые лубочные картины и восхитительные иконы. Почти над всеми дверьми можно увидеть деревянные орнаменты, иногда с художественным вкусом, что свидетельствует об изобретательности вкуса к украшению. 

    Нравы этих крестьян часто приводятся в пример поселенцам, которые уже лет тридцать прибывают из европейской части России: с самого юного возраста они умеют читать и писать, они ревниво сохранили свои древние обычаи, и ещё сегодня можно у них собрать богатый и вкусный урожай песен и легенд. Только совсем недавно некоторые из них стали пить и курить. 

    У них есть дома для общих молитв: самые пожилые читают святые книги для самых юных, которым они объясняют священные тексты. Они знают наизусть Ветхий завет, и по любому поводу им нравится цитировать оттуда длинные цитаты. Они живут без священников, но каждые три года приглашают из Ярославля своего попа, который благословляет, крестит, женит, отпускает грехи прошлого, настоящего и будущего. Между его приездами старики проводят брачные церемонии. «Мы не любим холостяков, – говорил мне Петров, – брак есть основание и вся красота жизни». В 14 лет девушки могут выходить замуж; в пятнадцать могут жениться молодые люди.

    Сколько хороших бесед я слышал у семейских; это было в простоте и истине, и я чувствовал, насколько этот народ был здрав в своей простоте. 

    Эти крестьяне не знают современной жизни, читают только священные книги и пособия по сельскому хозяйству. Пристав, который несколько раз любезно принимал меня, казался к ним более суровым, чем я. Однажды, когда мы пили чай, приготовленный слугой-чувашом, приехавшим с берегов Волги, он утверждал, что семейские очень суеверны. Как-то давно доктор Кириллов устроил в Бичуре метеорологическую станцию; это было летом, и урожай пострадал от засухи. И тогда народ принялся обвинять доктора: в нём видели колдуна, это он останавливает облака и, подстрекаемый дьяволом, построил этот странный, невиданный дом, который называл обсерваторией… Так что бедняга Кириллов, которого я знал по Владивостоку, который всю жизнь думал делать добро, был выгнан из села и должен был немедленно уехать.

    После Бичуры пейзаж становится очень холмистым до Мухоршибири (Moukorchibir); мы поднялись на высокую гору, затем показались обширные поля пшеницы, овса и даже конопли, которые выращивают семейские. Затем я пересёк среди сосен и лиственниц предгорья Станового хребта и оказался в селении, где находится большой Петровский завод. 

    Заводу принадлежат лесные угодья площадью 90 тысяч гектаров. Завод работает уже больше века, и на нём было выплавлено 128 миллионов килограммов железа. Залежи железной руды оцениваются в более 32 миллионов. С 1886 по 1891 год выплавлялось ежегодно 360000 килограммов железа и железных изделий. На заводе персонал насчитывает 300 человек. В 1996 году объём производства оценивался в миллион франков. Завод производит от 6000 до 7000 килограммов чугуна и около 300000 пудлингового железа.

    Через Петровский Завод уже проходит Транссибирская магистраль, которая, пройдя Становой хребет, входит в бассейн реки Амур; на ней я доехал до Читы. Поздно вечером, когда я выходил из вагона, увидел входящим в него Хамбо-Ламу в сопровождении многих монахов. Иролтоев показался мне обрадованным встречей; однако его отношение меня удивило, он мне показался больным и печальным. Я не осмелился спросить его в этот вечер, и только на следующий день я понял причину его печали, и я сделался участником неожиданного приключения, посвятившего меня в друзья бурятского народа.

    Продолжение следует…

    

    *Писающий мальчик, или Маннекен-Пис – одна из наиболее известных достопримечательностей Брюсселя. Это миниатюрная бронзовая статуя-фонтан в виде нагого мальчика, писающего в бассейн.