Мы живём в двухэтажном многоквартирном доме. Такие, наверное, можно встретить на любой улице любого города. 

    Недели три назад нам подбросили котёнка. Славного такого котика, пушистенького, рыженького. Мы решили его оставить. Немного поспорили об имени. Каждый предложил свой вариант. Мама пожелала назвать его Рыжиком, я – Малышом, папа – Пончиком, а братец Борька, любящий оригинальничать, – Брутом. 

    Папа рассмеялся:

    – А почему Пончик?

    – Почему Брут?

    – Так наши дамы вскоре его так раскормят, что он и будет похож на пончик. 

    – Зато ни у кого, кроме нас, не будет кота по кличке Брут! 

    Папа решил, что в предложении Борьки что-то есть. Мы проголосовали. Вышло так: за Рыжика – один голос, за Малыша – один голос, за Брута – два голоса. 

    У котика появилось имя.

    Вчера мы узнали, что характер у нашего любимца очень даже боевой. Когда мама пришла из магазина, брат был уже дома. Я играла на улице с подружками. Тётя Нина, развешивавшая вещи на бельевой верёвке, крикнула маме, что хочет о чём-то поговорить. Та кивнула, мол, хорошо, только продукты домой занесу.

    – Боря, поставь чайник, достань продукты из пакета. Я скоро вернусь, и будем чаёвничать.

    Через полчаса брат, выглянув в окно, крикнул:

    – Сколько вас ещё ждать?

    Мама быстренько закончила секретничать с соседкой и позвала меня с собой. Дома мы застали самый разгар Борькиного самоуправства. Он придумал дразнить Брута колбасой. Мама купила её немного, как раз на одно чаепитие. Брат перед тем как нас позвать, нарезал хлеб и выложил конфеты. Наверное, он принялся резать колбасу, когда на запах примчался котёнок. Брут словно обезумел. Он настойчиво требовал своей доли. Борька отрезал ему кусочек, но котику этого было мало. Тогда мой братец, конечно не от большого ума, принялся дразнить малыша оставшимся куском. Когда мы с мамой переступили через порог, на Брутика было уже жалко и страшно смотреть. Наш рыженький дошёл до высшей точки исступления и готов был ринуться в атаку. Он распушился и стал казаться вдвое больше, угрожающе рычал. Прямо дикий хищник! А потом как прыгнет! 

    Борька не ожидал этого и выронил колбасу. Мама возмутилась. Она хотела было отнять ценный продукт у котишки. А вот и не вышло! Наш любимец не пожелал расстаться с добычей. Он полоснул по маминой руке острейшими коготками. Мама взвизгнула, как девчонка, ойкнула и отпрыгнула от домашнего «тигрёнка». Пока пострадавшая смывала выступившую кровь и обрабатывала ранки перекисью, Брут терзал колбасу. Торопясь, он проглатывал откусываемые кусочки, даже не пережёвывая. 

    – Боря, сделай что-нибудь. Он же маленький! Ему нельзя столько жирной пищи зараз съедать! Он же себе поджелудочную посадит…

    Это мама волновалась за котёнка. О колбасе, а это был вкуснейший сервелат, она не жалела, здоровье маленького обжоры её беспокоило гораздо больше. Борька попытался отнять оставшееся, но его тоже оцарапали. Пришлось и ему обрабатывать ранки.

    Потом мама приступила к решительным действиям. Нет, руки она больше не тянула. За веник взялась. Кое-как ей удалось отбить у Брута недоеденное. Там уже немного оставалось. У котёнка брюшко раздулось, словно он в него мячик запихнул, но строптивец всё равно не желал расставаться с добычей. 

    Недовольного Брута оттеснили в спальню, и заперли дверь. Он там немного помяукал и затих. Мы пересчитывали раны и потери. Исцарапанные руки – две штуки, испорченная колбаса – один кусок. Борька присвистнул.

    – Ну и Брут! Вот это Брутище!

    Мама отругала брата за глупые игры. Потом мы снова подогрели чайник, достали малинового варенья, приготовили фруктовый салатик. Замечательное получилось чаепитие.

    Вечером папа долго над всеми смеялся. Смотрел на весёлого и игривого Брута и не мог поверить, что наш ласковый котик может быть другим. Тогда Борька коварно предложил провести эксперимент – достать из мусора, принести остатки Брутова пиршества и посмотреть, что будет.

    – Нет, хватит уже!

    Мама так рассердилась, что прогнала брата спать. Котёнок подбежал к Борьке и куснул его за носок. Отпихнув котика, неудавшийся дрессировщик вздохнул.

    – И ты, Брут! 

    Мама с папой снова принялись смеяться. Ну и я тоже, за компанию.