Мишка со Светланкой – не разлей вода. Ловить гольянов, ухватив с двух сторон старую тюлевую шторку, наблюдать на чердаке как ласточка кормит своих желторотых птенцов, стараясь никого не пропустить, или собирать на намытой речной  косе разноцветные камни – всегда вместе. Даже в школе они незаметно очутились за одной партой, что значительно повысило Мишкины шансы на получение четвёрок по русскому языку, который ему никак не давался. В свою компанию они нередко брали Юрку и Лизу, только вот с Нинкой их мир никак не брал.

    Первая размолвка произошла, когда она выдала бабушке Светланки самую сокровенную тайну друзей. Каждый год в Пасху, несмотря на погоду и температуру Мишка и Светланка купались под мостом за деревней. Если было холодно, снимали с себя мокрую нижнюю одежду, а дома потом тайком сушили. Стоит сказать, что никто из них ни разу не заболел после этой праздничной «процедуры». Потом было Нинкино ябедничанье на то, что они зеленовали в огороде бабки Дарьи, срезав целых пять подсолнуховых шляп. Но переполнила ребячью чашу терпения последняя Нинкина жалоба Василию Лукичу уже в конце мая, когда надо было выставлять оценки за четверть. В тот день друзья по дороге из школы, спрятавшись за забором на задах огорода, долго стирали ластиком в Мишкиной тетради величавую Лукичёву двойку, на место которой Светланка лихо нарисовала цифру три.

    Наутро на первом уроке писклявый Нинкин голос выдал друзей учителю с головой. Этого Мишка и Светланка уже точно простить не могли, и заноза мести сидела в их душе почти всё лето. Уже подкатил август, который они по утрам, после Ильина дня, несмотря на запреты, отмечали традиционным утренним купанием на маленькой запруде, которую соорудили перегородив речушку-переплюйку. В тот день только прогнали стадо, прокочевавшее по деревне по густому молочному туману, и народ потянулся на речку за водой. Самой первой всегда приходила говорливая тётя Света и каждый раз, увидев головёнки плюхающихся в речке ребятишек, говорила: «Опять намутили, окаянные, никак им не спится» и поднималась повыше запруды, чтобы набрать чистой воды… Мишка и Светланка вылезли из воды, смолотили по куску хлеба, щедро намазанного сметаной, и по проулку направились домой, проходя мимо Нинкиного огорода, где уже дружно завились капустные кочаны. Друзья взглянули друг на друга и… На другой день Мишка и Светланка с раннего утра вооружившись колуном и тяпкой ползли по картофельной ботве. Месть была страшной, причём про первоначальную бдительность ребятишки начисто забыли. Мишка колуном ссекал кочаны и подносил их Светланке, которая на большом плоском камне рубила их тяпкой в зелёное крошево. Занятие прервал звонкий голос тёти Светы: «Это чего ж вы тут, окаянные делаете?» 

    Домой друзья неслись быстрее ветра. Мишка спрятался в сеннике, а Светланка четыре часа просидела в сарае в надежде, что никто ничего не узнает. Нинкина мама – тётя Клава, в это время уже нанесла визит в оба дома. Мишке влетело от матери – она первый раз взяла в руки отцовский ремень. Теперь притихший мститель сидел в углу на кухне и мысленно просил мать, чтобы она ничего не говорила отцу. Больше всего парнишка боялся, что дядя Лёня не возьмёт его с собой на уборочную ночью. Он любил смотреть, как из бункера комбайна сыплется в кузов тёплое зерно, любил заснуть в отцовской машине по дороге на ток, а потом наблюдать, как рождаются хлебные бурты и гудят веялки. Лишиться всего этого из-за какой-то Нинки! – с горечью думал Мишка и никак не решался попросить мать, чтобы она не говорила отцу. 

    Светланку не искали, её почему-то никто не звал, и она заявилась домой сама в надежде, что всё обошлось. Но дома почему-то все молчали. Любимая старшая сестра не потеребила её по привычке за облупленный от солнца нос, молчал насупленный Витька, Дашутка сосредоточенно мыла посуду, а мама вообще даже не повернулась и не взглянула, будто бы её и нет вовсе. Первым не выдержал Витька, потом присоединилась сестра, назвав Светланку «пакостницей», которой только руки оторвать. Стыдили долго, пока слёзы стыда и раскаяния не покатились из девчоночьих глаз. Светланка три дня ходила тише воды ниже травы, а Мишку вообще не пускали за ограду.

    В конце сентября мама начала вырубать капусту в огороде и первые кочаны положила в две сетки, а потом позвала Светланку и вручила ей в протянутые руки два увесистых кочана. Во двор Нинкиного дома они вошли вместе: Светланкины щёки пылали от стыда, руки дрожали, даже злости на торжество в Нинкиных глазах не было. Было стыдно за себя, а ещё мучила совесть за то, что всемогущая и всегда справедливая мама идёт впереди и несёт две тяжёлые сетки, отвечая за Светланкины проказы. На обратном пути мать положила тёплую руку на её голову. Если бы она знала, как легко и беззаботно вина скатилась со Светланкиного, задохнувшегося от счастья сердечка. Прощена!