Без деревни мы – сироты

    Трудно не согласиться с мыслью, что загнав народ в каменные многоэтажные клетки, где люди не чувствуют земли, не берут от неё силы и ходят друг у друга по головам, мы добились того, что в России не стало мужиков. Тех, что не будут рассуждать и встанут, если надо, под ружьё. Ведь главным образом деревня поставляла солдат на войны, что пришлись на долю страны. А что мы будем делать без хлеба, молока и мяса?

    

Рикошет цивилизации

    «Однажды я возвращался с немецким своим товарищем Вернером Штепаном из Голландии в Германию на его автомобиле. Сказочные дороги, обустроенный мир – ничего не скажешь. Но вот мы увидели среди потока машин человека, который голосовал на обочине. Мой товарищ остановил машину, и они стали о чём-то говорить по-немецки с голосующим. Потом Вернер развёл руками и поехал дальше. Я спросил его, что случилось на дороге, почему голосовал этот человек. Оказалось, что у автомобиля спустила шина, и голосовавший спрашивал у проезжающих отвёртку, чтобы поменять колесо. Но ни у кого не было отвёртки.

    – Так ведь с помощью отвёртки нельзя поменять колесо! – сказал я. – Колёса меняют с помощью ключа-баллонника.

    Но у немцев ключей-баллонников не было тем более…

    – И что станет делать тот человек на обочине? – спросил я.

    – Ничего. Он вызовет службу спасения, – отвечал товарищ.

    – Но это ж беда! – возмутился я. – А если случится что-нибудь действительно серьёзное? Что вы будете делать в своей обустроенной Германии? А если спасатели не приедут?

    Вернер не ответил. Посреди цивилизованной, механизированной, специализированной, автоматизированной, компьютезированной Европы пропадал человек, потому что он передоверился цивилизации и не знал, как поменять колесо автомобиля». Это пример из материала вологодского журналиста, члена Союза писателей России Анатолия Ехалова. Как-то в одной телевизионной передаче ему пришлось играть роль оптимиста во взглядах на возрождение русской деревни. Одним из показателей силы была представлена универсальность.

    «Однажды мне попался в руки любопытный дореволюционный документ – что-то вроде государственного реестра, в котором говорилось, что в нашей губернии на конец XIX века было зарегистрировано 200 тысяч ремесленников-кустарей и три тысячи самых разнообразных ремёсел. Может быть, произошла ошибка, статистическая погрешность? Я с трудом смог насчитать около пятидесяти сельских специальностей, и этот список был внушительным, но до трёх тысяч было далеко. Решил сознательно собирать всё, что встречается мне в жизни, в книгах, рассказах стариков о крестьянских ремёслах, делая записи в свой дневник… И скоро понял, как многого я не знал… Деревенская жизнь и история стали открываться новыми глубинными сторонами, о которых я даже не подозревал. Я только начал собирать эти сведения, как уже понял, что цифра, которая попалась мне в старинных бумагах, вполне реальна… Русская деревня была абсолютно универсальной и могла делать всё: от литья корабельных цепей и пушек до строительства морских судов», – пишет журналист.

    А я вспоминаю разговор с попутчицей из Шелопугинского района о том, как не могла найти печника, чтобы переложить печь. Ремесло это в селе было одним из самых авторитетных. Чтобы печка тепло держала, не дымила, чтобы из неё хлеба выходили что надо – всё зависело от умелого печника.

    Хотя крепкий мужик с головой и руками за любое дело возьмётся. Вот сестра на новую печь не нахвалится, а у супруга это первый удачный опыт: пришлось, так как печника в деревне нет... Конечно, книги пришлось почитать, при желании теперь и интернет – подспорье.

    Но не только печника в сегодняшней деревне не найти. Перевелись и пастухи, и табунщики. Случается и такое, что лошади есть, а учить их ходить в упряжи и под седлом некому. Объезжать лошадей – тоже наука, что сельской жизнью без книг даётся. Давалась…

    

Учились у жизни

    Подумала об универсальности, и почему-то вспомнилось, что в детстве не любила кататься на магазинных санках с тонюсенькими решётками-реечками. Больше любила деревянные, которые дедушка Пётр Иннокентьевич мастерил. На них почему-то было теплее и надёжнее. Из его рук выходили табуретки, детские кроватки, лёгкие на весу грабли и топорища и ещё много чего деревянного, что всегда в хозяйстве годилось. Теперь табуретки и топорища можно и в магазине купить, тем более что плотника в деревне нет.

    В магазин сейчас и за семенами в сказочно-красивых пакетах идут – слово «садушка» редкий человек знает. Рассказать? Это когда весной вместо семян в землю корнеплод моркови или свёклы, перезимовавший в подполе, сажают. Он даст побеги, отцветёт, а там и семена собирай.

    Или вот заказали домашние хозяйке гречневые блины, та куда кинется? В магазин – за мукой. А когда-то в деревне почти в каждом доме жернова имелись. Теперь эта техника только в музее, а для гречневых колобов она бы и сейчас годилась.

    Жил в селе Илим Нерчинского района Фёдор Иванович Карнаухов. Про таких говорят «на все руки мастер» – любую технику мог починить. А ушёл на пенсию и в трудное перестроечное время решил землякам помочь – мельницу сделать, чтобы хлеб из своей муки стряпали. Жернова искал обязательно каменные, из-под них мука особая получается, а значит, и хлеб отличительный. Сгорела мельница. «Теперь такого хлеба не попробуем», – говорила тогда землячка его Валентина Николаевна Пешкова.

    Кстати, эти маленькие мельницы в перестройку во многих деревнях появились, и люди хлеб стряпать начали. В магазине покупать было не на что. Тогда и чай из тыквы и моркови научились делать, и о корнях шиповника вспомнили. Это к вопросу об универсальности и живучести нашего народа.

    

Все мы родом из деревни

    Ещё 50 лет назад можно было смело сказать: «Все мы родом из деревни», и погордиться тем, что в XIX веке морской офицер Александр Фёдорович Можайский, сидя в селе Котельникове под Вологдой, сконструировал первый в мире летательный аппарат тяжелее воздуха и назвал его самолётом. А потом пошло, полетело…

    В начале XX века Сергей Ильюшин, имея всего лишь церковно-приходскую школу за плечами, покинул родную деревню на Кубенском озере и отправился в Санкт-Петербург наниматься на строительство аэродрома – канавы копать. Ушёл в лаптях, с котомкой, а спустя лет пятнадцать стал признанным авиаконструктором, а ещё немного погодя создал один из лучших боевых самолётов Второй мировой войны.

    Два последних примера – из материалов Анатолия Ехалова. Есть и свой.

    60 лет живёт в селе Чалбучи-Килга Рашид Камилович Гарипов. В дефицитные советские годы несли к нему чинить сломанные магнитофоны, телевизоры, холодильники, утюги и прочую технику. Брал, хоть и времени в обрез, просто с техникой любил возиться. Свои старенькие «Жигули» разбирал и собирал столько раз, что, наверное, легко даст практический совет инженеру с завода. Строить дом, лечить скотину, добывать воду, мастерить инкубатор, ремонтировать сенокосилку, на которую садится каждое лето, «побаловаться» сварочным агрегатом – всё это с одним-единственным документом о специальном образовании – «корочками» шофёра.

    Недавно перечитала роман Фёдора Абрамова «Братья и сёстры», где выросший в войну подросток остался за главного мужчину в деревне. На него, 14-летнего, была вся надежда. «Михаил, ты же обещал крышу посмотреть», «Миша, без тебя сено не переправить», «Михаил, посмотри топорище, колоть нечем», – набрасывались на него женщины с просьбами, а потом, в День Победы, со слезами вспоминали, как выручал, как не сбежал из голодной деревни с пустыми трудоднями в леспромхоз. Деревенские просьбы о помощи, они же всегда были без материальной благодарности.

    Когда-то совхозный бензовоз шофёра Гарипова был в селе «Скорой помощью». На нём всех тяжёлых в районную больницу возили. Ночью – в тревожный рейс, а рано утром – на работу. Не знаю, вспомнит ли кто, что отказал. Это к тому, что деревня всегда на мужике держалась, и то, что сейчас их, крепких и трезвых, можно по пальцам пересчитать – это факт.

    В своей работе Анатолий Ехалов написал: «Уверен, что добрый пример, показанный на экране телевизора, найдёт отклик в душе русского человека и позовёт его в поле, к земле, к созидательному труду без посредников». В какую деревню приедет человек, решивший из потребителей перейти в производители? Только один пример – село Нижний Стан, где переселенцев приняли «с распростёртыми объятиями». Хочется верить, что есть у деревни будущее, хочется, чтобы появился в стране определяющий девиз – слова великого писателя Валентина Распутина: «Без деревни мы осиротеем».

    

    Татьяна Гусева