Об этом нельзя забывать. Но как трудно всё вспоминать, и как об этом писать, чтобы ни единым словом не обидеть их израненные души. Но писать надо – это наш долг, писать сейчас, пока они с нами рядом. Они ни на что не жалуются, улыбаются, всегда готовы прийти на помощь ближнему.

    Вот сидит она передо мною, соседушка – героиня небольшой повести моей. Серафима Иннокентьевна Осипова. Вспоминает годы своей жизни, а в глазах то слёзы, то печаль, то радость, то благодарность тем, кто шёл рядом, был надёжным и верным плечом.

    Наградила её судьба трудолюбием великим, красотой и добротой душевной. Особую мудрость Серафима Иннокентьевна впитала с молоком своей матери, которая прошла все невзгоды, пережила горе горькое, но подняла своих деточек.

    – В соседнем селе Николаевском родилась в 1906 году Днепровская Зинаида Никифоровна. Росла в многодетной семье, с детства познала труд крестьянский, цену хлеба насущного, так же, как её братья – Павел, Семён, Василий и сестра Анна. Трудные времена выпали на её юность и молодость. Но жизнь не остановить. Поднялась она стройная, да красивая. Приметил на вечеринке её Олег Макаренко. Парень-то под стать ей, но вот доброты да сознания человеческого маловато в нём было, – рассказывает о своей матери Серафима.

    Двоих уж детей родила ему Зинаида – Василия и Соломониду (перекрестили её позднее в Антонину). А муж-то видать не нагулялся ещё, и пошли измены, да раздоры. Свекровь-то известно, на стороне сына, может, сразу ей надо было взять невестку из более состоятельной семьи. Жить в семье мужа стало невмоготу, мама предложила вернуться домой, в родную семью. А потом...

    Жена брата Арина стала резко проявлять недовольство – кому нужны лишние рты в такое нелёгкое время. Куда деваться? Приехал свататься к ней из Танги Нескоромных Леонтий. У него своё горе – жену громом убило, да не на улице, не в лесу, а в хате. Двое детей без матери остались. Приехала мама, посмотрела хату, а в полу дыра, молнией пробитая. Страх-то какой божий. Не решилась мама на замужество, а после жалела: «Зря, ох и зря. Тут у меня двое детей, у него двое, мы вдвоём и осилили бы эту ношу».

    А жить в родительском доме всё труднее. 

    Посватался опять же тангинец – Днепровский Иннокентий Макарович. И стала она женой его не первой, а как сама говорила: «Пятой, да проклятой». От первых двух жён его хата полна детей: Таня, Вася, Костя, Толя, Митя, Вася. Вот у него два Василия от разных жён, да мама привела Антонину и Васю.

    В 1935 году родилась Серафима (наша героиня), а в 1938 году – Зинаида. 

    Представить только, как обиходить такую ораву. Обвязать, обшить, обстирать, накормить, а главное приласкать, приголубить.

    Уж как справлялась мамонька с детьми от трёх матерей, трёх отцов, мне не ведомо. Малая я была ещё, помню только, мама сказывала: «Старшие уж работали в колхозе, а самый маленький – Вася – хулиганил, пропускал занятия в школе» … Не смогла мама подхода к нему найти. Как-то даже определили ей принудиловку (за невоспитанного сына). Неделю работала в колхозе, даже без начисления трудодней. 

    Отец работал кладовщиком. Склады были за домом Романовых. Работы было много, да и нелегка она. Зерно «загорит» – вороши деревянной лопатой и на сушилке допотопной. А уж как готовили семена и говорить страшно. Для протравливания доставляли в колхоз сильные химикаты, а средств защиты почти никаких. Люди отнекивались от этой работы, а батька сам, всё сам. Надышится этой отравой, прибежит домой, а мама достанет из печки молоко топлёное, попьёт его отец, отдышится и снова на работу. Отравил отец свой организм. Умер он в 1939 году. Осталась мамонька с такой оравой, без мужа. Старшие определились, кто уж в армию, кто в ФЗУ, кто работает в колхозе. А уж как грянула война… В горькие, лихие военные годы жизнь и вовсе стала невыносимой (а люди выносили).

    Старших сыновей Дмитрия и Константина забрали на фронт. Дмитрий дошёл почти до Берлина, уж там где-то попал в плен. Сколько издевательств выдержал, одному Богу ведомо. Бежали из плена с товарищами, переплывали реку (какую точно не скажу). Выплыли под пулями только двое. Больной, израненный вернулся домой. Совсем мало прожил, умер от инфаркта. Костя дошёл до Польши, получил тяжёлое ранение в бедро, долго лежал в госпитале. Получил заключение от врачей – не пригоден к военной службе. Вернулся он в родное Забайкалье. Жил и работал в Домне. Только могли ли долго прожить фронтовики? Израненные, столько видевшие, пережившие. Умер тоже от инфаркта.

    В глазах рассказчицы слёзы. Вздохнула и продолжает:

    – Вот их портреты в нашем Доме Культуры, в составе «Бессмертного полка». Так вот, в те уж далёкие военные годы, да и послевоенные плакала и переживала за всеми моя мамонька. Детей не разделишь на чужих и своих. Они все были её детьми. На всякой работе была мама во время войны и в послевоенные годы – пахали, сеяли, жали.

    «А бывало, что и в плуг впрягались,

    – От усталости с ног валилась, а дома дети. Васю – брата моего старшего (Макаренко) на работу не брали – больной. А дома Тоня, Зина, я и Вася – самый малый, сводный брат наш. Все есть, пить просят, а годы голодные. Позднее Васеньку увезли в ФЗУ учиться. Скучали мы за ним (улыбается рассказчица). Вроде неродным был, но благодаря маминой доброте и жалости и для нас родным стал.

    В войну и в голодные 46-47 годы выручала крапива, лебеда и «синявки» (рыбёшки). Всё село кормилось этой рыбкой из нашего благодатного озера.

    В сухие 46-47 годы не уродились хлеба, картошка. Собирали в огородах мелочь на семена. А чтоб не было у нас соблазна ею лакомиться, мама подпольницу на гвозди приколотила. В Сельском Совете выдавали пайки вдовам фронтовиков, а отец-то наш, вроде как и не заработал эту пайку. 

    По весне 47 года сажали картофель на колхозном поле. Выделили маме две картофелины, а сосед как-то в окно углядел. Увидел в руках маминых это богатство и заявил. Разбирательство было, отнеси господь. 

    Как-то уж по лету выдали работницам пайки сколотнем, остатками от производства сливочного масла. Принесла мама в горшочке этот продукт, поставила на полку в казёнке, вечером дети выделенным кусочком хлеба хоть помакают. Потемну пошла она за этим горшочком, уронила, упала на колени, голосит, колотит себя по голове: «Детей голодных оставила». Мы с Зиной к маме и рядом с ней ревём, заливаемся.

    – Хлеба выдавали пайки малые, разделит мама тот паёк, – каждому из нас на блюдце, чай туда нальёт, чтобы так хлебали, ни одной крошки не потеряли. Мама – Великая женщина Великой страны. Это они были «За свой колхоз, и за страну в ответе».

    И ещё я бы добавила от себя:

    «Ваших нет имён на обелисках,

    Ох, и поздно же стали вам присваивать, герои наши, звание «Ветеран тыла». Не дожила до этого указа правительства Зинаида Никифоровна.

    Прошли сквозь голодный ад наши сельчане. Жизнь стала мало-помалу налаживаться. Подросли дети Зинаиды Никифоровны. Старшая Тоня вышла замуж за Мирошникова Ивана. Жили в Арее, потом уехали на север. Васю её (Макаренко) подлечили, стал он работать в колхозе. Трудолюбивый, добросовестный работник, таких ещё поискать. Женился он на Прасковье Андреевне Богодуховой, вырастили доченьку Наташу – где-то на западе проживает она.

    Вот теперь побольше рассказать надо о самой Серафиме Иннокентьевне. Она машет рукой: «Может и не надо обо мне, о мамоньке рассказала и хватит».

    Надо! Очень надо. Рассказ-то был не только о маме – ты ведь член этой великой дружной семьи. 

    Окончание в следующем номере.

    

    Мария Сергеевна Семёнова, с. Танга