 С пользой для людей Эрудирован, начитан, строг, дотошен. По-другому с историей никак. Долгие годы работал в милиции и в судебной системе, но своё главное увлечение не бросал: был у истоков создания забайкальского музея истории МВД 40 лет назад, и, выйдя на пенсию, уже шестой год руководит им и ежедневно отгадывает загадки прошлого.
– Геннадий Александрович, откуда у вас такой интерес к истории?
– Интерес с детства, с 5-го класса. Помню: просматриваю учебники летом перед школой, только картинки, и с особым интересом – ботанику и историю. Даже разводил на окнах насаждения. Потом это увлечение прошло, а история осталась. После школы окончил строительный техникум, потом армия, поступил в политехнический институт, тоже на строительство, и бросил. Не тянуло. А к истории тянуло. Сдал вступительные экзамены на одни пятёрки и поступил на истфак заочно, у меня тогда уже была семья. – Какие тайны истории вы для себя открыли, что поразило больше всего?
– Был один случай, он для меня потом вылился в статью «Чичиков в Забайкалье», этот случай меня потряс. Была такая книга Георгия Шторма, историка, литературоведа, он писал про Александра Николаевича Радищева, нашего известного демократа. За правду была взята такая точка зрения, что когда Радищев вернулся с каторги, куда попал за свою книгу «Путешествие из Петербурга в Москву», он был сломлен, морально убит и уже ничего не писал. А Шторм доказал: нет, писал, вернулся и продолжил работу. И в этой книге меня зацепила буквально одна строчка о том, что когда Радищев принял решение о самоубийстве (он выпил стакан серной кислоты), на это его толкнули три причины, одна из них, что его двоюродный дядя оказался на каторге в Сибири. Я подумал: «Ну-ка, поищу, что за дядя!» Было указано только имя – Григорий Радищев. Пришлось пересмотреть 18 томов в нашем Госархиве вот такой толщины (показывает где-то с полметра – Прим. ред.), и вот они, две строчки: что был такой Радищев, осуждённый за фальшивомонетничество, раньше это очень строго наказывалось. В дополнение был томик, но именно тех страниц, откуда можно было бы почерпнуть дополнительные сведения про дядю Радищева, не оказалось: эти листы сгорели, и это меня потрясло. Была ещё одна история. В «Забайкальском рабочем» вышла моя публикация о «доме-кораблике», или «доме с рыбками». Этот дом принадлежал агроному Михаилу Тимоховичу, он сам его построил и украсил рыбами, водяными лилиями, дом изображал дворец морского царя, но из-за перестроек стал неузнаваем, сохранились лишь рыбки на карнизе. И вот в столовой обедаю и слышу, как две женщины обсуждают эту историю: «Представляешь! Какую статью я сейчас прочитала!» – с восторгом. Я, конечно, уши навострил, так мне было приятно это слышать, это меня тоже в каком-то смысле подстегнуло: значит, есть польза для людей от моих занятий. – Скажите, а с такой тягой к истории до какого колена вы своё генеалогическое древо раскопали? (Вскакивает, выходит из комнаты и уже скоро приносит пакет с несколькими свитками)
– Это моё генеалогическое древо. Я им занимался ещё в студенческую пору, сорок лет назад. Потом перестал, сейчас сын занимается. Здесь только мои прямые предки по мужской линии, 10 поколений, самый старший предок – Василий, 1711 года рождения. Он был приказчиком, после Карпа Юдина третьим на этой должности, мои предки обосновались в селе Засопка, а его – в Ерёмино. Знаковых исторических личностей в нашей родословной не было. Вначале были конные казаки, потом, когда казачество стало укрепляться вдоль линии границы, эта территория оказалась в глубоком тылу, моих предков лишили казачьего звания, они стали свободными людьми. Казакам платили жалованье, а им просто землю дали. А потом, когда в Нерчинском Заводе стали развиваться сереброплавильные заводы, эту территорию приписали к Шилкинскому заводу, и они обязаны были сдавать древесный уголь, по две кубических сажени. Жеребцовы – обычные, простые люди, один из них имел звание «сын боярский», как сейчас майор или полковник, детям оно не переходило.
Геннадий Александрович Жеребцов Родился 8 марта 1952 г. в Чите. В 1971 г. окончил строительный техникум, в 1978 г. – ЧГПИ. С 1977 г. работает в органах внутренних дел области, с 1992 г. руководил отделением по реабилитации жертв политических репрессий, с 1998 г. пресс-секретарь управления Судебного департамента, с 2012 г. руководит работой милицейского музея. В 1987 г. стал одним из инициаторов создания Читинского городского клуба краеведов и руководит им уж свыше 15 лет. Самыми дорогими своими книгами Геннадий Александрович считает «Крестьянские восстания в Забайкалье» и «Купцы Кандинские и их потомки». На создание последней ушло почти 25 лет. Принимал участие в издании «Энциклопедии Забайкалья», «Книги памяти жертв политических репрессий», «Календаря знаменательных и памятных дат УВД Читинской области», книги «Георгиевские кавалеры Забайкальского казачьего войска…» и других. Немало писал о забайкальских купцах и краеведах, городской архитектуре и кладбищах, истории возникновения Читы и строительстве Читинской ГРЭС, Героях Советского Союза и декабристах, коллективизации сельского хозяйства и этническом наследии агинских бурят, судьях и юридическом образовании в Забайкалье.
Однажды я нашёл свидетельство, что в 1740 году, когда началась одна из войн, вдруг приехал из Иркутска офицер по фамилии Жеребцов, дворянин, собирать средства на вооружение и амуницию для этой войны, и остановился он у моих предков. Должна быть какая-то связь, почему дворянин приехал к простым людям, но документально ничего не удалось установить. И ещё один факт из нашей родословной: был такой академик Пётр Симон Паллас, в 1772 году он проходил нашу территорию и на трое суток остановился в Засопке у моих предков. Решил плыть по Ингоде, телеги оставил им. Они за это сделали ему плоты и за эти дни напекли хлеба в дорогу. Кто встречал Палласа, потчевал, всех знаю поимённо (смеётся). – Сейчас очень большой интерес к родословным, к вам, наверное, часто обращаются за помощью?
– Постоянно, и мои дальние родственники из Владивостока, Новосибирска, и чужие люди. Одному мужчине я нашёл отца, о котором вообще ничего не было известно – об этом потом вышла статья в газете «Эффект». Кто исследовал собственную родословную, становится потом родоведом, с членами обществ родоведов – хабаровским, иркутским, енисейским – я сотрудничаю. – Над чем работаете сейчас? Чем увлечены?
– Из последних крупных работ – статья для журнала «Слово Забайкалья» про Михаила Ларионовича Михайлова – друга Чернышевского. Выдающаяся личность, открыл для нашей страны Гёте, был здесь на каторге и здесь умер. Как в своё время Высоцкий был знаменем эпохи, так и Михайлов был знаменем той давней эпохи, но его уже не вспоминают. Я считаю, раз остался в нашей земле – надо. Памятник стоит не на том месте, где он похоронен. А похоронен он на микрокладбище с ещё четырьмя захоронениями: гарибальдийца (казалось бы, далёкая Италия, период борьбы за независимость!), двух польских повстанцев и одного русского народовольца по фамилии Иванов. Кто про них сейчас вспоминает? И ещё собираю массив сведений о сотрудниках забайкальской милиции для книги, как когда-то создавал «Судейскую энциклопедию». Сначала хотел выпустить книгу обо всех, кто служил в нашей милиции, но их слишком много. Остановился только на руководящем составе… Раз в месяц собираемся клубом краеведов. Выбираем темы, готовим выступления. В последний раз провели вечер памяти Алексея Илларионовича Сизикова, председателя Географического общества в 60-е – 70-е годы. Отличался он тем, что стал публиковать работы специалистов, некоторые из них, оказывается, было даже запрещено печатать, например, о строительстве на вечной мерзлоте. Но он находил какие-то новые подходы к публикации, благодаря чему многие кандидаты и доктора наук защитились. Можно даже сказать, что Чита стала центром научного слова, при нём здесь издавались «Вестники…», «Записки…», «Известия…». Когда я работал в Судебном департаменте, взял этот опыт и издал свыше десятка краеведческих книг. Одна из них про Базара Барадина – просветителя бурятского народа, он придумал грамматику бурятского языка, потом был репрессирован, и его имя забыли. Мне понравилось высказывание Гениатулина Равиля Фаритовича, как-то на одном из заседаний в начале этого года он спросил у чиновника, когда будет принят в крае план по празднованию столетия Февральской и Октябрьской революций. «Думаю, в марте месяце», – ответил тот. «Да вы что! Уж сто лет после Февральской пройдёт, а вы только планируете. И не надо ссылаться на отсутствие средств. Не денег не хватает, а интеллекта!» И я с этим согласен. Татьяна Михеева |
