Младший урядник Логинов и другие

Жили-были ульхунцы…

    В начале 2017 года меня пригласили в краеведческий музей верхнеульхунской школы на презентацию книги В. Апрелкова «Георгиевские кавалеры». Встреча с интересными людьми, знакомство с неизвестными страничками истории нашего края по страницам нового издания так впечатлило, что мне захотелось сразу её прочитать, тем более что в ней я нашла знакомые фамилии.

    А вечером того же дня ко мне пришла соседка, Екатерина Дмитриевна Власова. Я рассказала ей о презентации, об ульхунцах, которые участвовали в Китайском походе 1904–1905 гг. и были награждённые ЗОВО (знаком отличия Военного ордена св. Великомученика и Победоносца Георгия по Забайкальскому казачьему войску в русско-японскую войну).

    – Вот посмотри, тут есть про Фоку Дементьевича Логинова. Не про твоего дедушку? Ведь из Логиновых была?

    – Конечно. Это же мой дед, мне про него мама рассказывала, что он был расстрелян в 1937 или 1938 годах…

    И вот что мы с ней прочли в книге: «Логинов Фока Дементьевич (1978–23.02.1938), младший урядник первого В.-Удинского каз. полка, 5 сот. Верхнеульхунская станица. Участник китайского похода. ЗОВО 4 степени за бои 12–15 января 1905 г. В советское время вступил в колхоз «Путь Ильича».

    Арестован 03.12.1937 г., приговорён 20.01.1928 г. «тройкой» УНКВД по Чит. области по ст. 58.10.13 УК РСФСР к расстрелу. Приговор исполнен 23.02.1938 г. Реабилитирован 15.08.1989 г. Жена – Улита (1894). Дети – Марфа (1921), Григорий (1925), Мария (1929), Василий, Александра, Варвара, Дмитрий, Никита».

    Вижу, соседка моя очень разволновалась, на глазах появились слёзы.

    – А ведь Дмитрий-то, мой отец, воевал на Курской дуге, пропал без вести. Мама рассказывала, что очень меня любил, даже отправил фотографию с фронта. Было у нас ещё двое ребят, умерли во время войны, – продолжала рассказывать она. – Потом мы откочевали от бабушки Улиты, мама вышла замуж за Путинцева Василия Андреяновича. А сестра моего отца, Мария, – за Геннадия Дмитриевича Гордополова, Героя Советского Союза, но это длинная история...

    Я уговорила продолжить рассказ.

    

Вкалывали от темна до темна

    – Семья у деда Фокея и бабушки Улиты была очень крепкая, зажиточная. У них было много скота, лошадей, овец и коз. Были и куры с утками. Они коренные ульхунцы: дед Фокей из казачьего рода, воевал в русско-японской войне. У них даже заимка своя была, где-то в Баторихе, точно не помню.

    Все работали, как говорится, в поте лица, от зари до зари. Сеяли пшеницу, рожь, овёс, ячмень. Старшие сыновья с отцом – на заимке, младшие и дочери – с матерью в доме.

    Бабушка Улита, жена деда Фокея, была очень хозяйственная, экономная, копейка зря не пропадала. Родила 13 детей, в живых осталось восемь. Детей воспитывали в строгости. В доме, во дворе всегда был порядок. В ограде был небольшой тепляк, или завозня. Там бабушка выделывала вручную овечью шкуру, т.е. получалась мерлушка, из которой шили унтики малолетним детям, рукавицы мужикам, даже шапки мужские шили, если не из чего больше было шить. На шапки обычно ловили зайцев, лис, обдирали их, шкуры выделывали, и получался очень тонкий, но тёплый пошивочный материал. Помню даже, какая у них была кожемялка (для выделывания коровьей шкуры) – из этой шкуры шили унты мужикам.

    – Да, что тут говорить, купить что-то было негде, да и не на что, – продолжила рассказывать Катя. – Ведь в колхозе работали на трудодни. Спать было не на чем. Так вот настригут баранью шерсть, вымоют, а потом катают, как на валенки, и вот получалась постель, т.е. матрац. На них и спали, никаких простыней не было. В зажиточных семьях были. Одеяла шили из овечьей кожи, выделывали её так, что она становилась мягкой и была очень тёплой. Вот мы и накрывались таким одеялом. Обычно сшивали несколько овчин, чтобы одеяло получалось большое. Никаких пододеяльников тоже не было.

    Но подушки были перовые. Осенью обычно старых куриц забивали, теребили, отделяли пух, большие перья сжигали. Так набивали пух на подушку, и так было каждую осень. Осенью соберут пух, сложат его, а зимой ещё раз переберут и сделают подушку. Дочерям приданное начинали готовить загодя, за несколько лет, чтобы к свадьбе у дочери было две большие пышные подушки. По подушкам судили о наречённой: если подушка пышная, лёгкая, то, говорили, и невестка будет хорошая, удалая.

    Из овчины шили мужикам полушубки (зимой в лес по дрова ездить на телеге было холодно).

    И всё это делали вручную. Бабушка Улита кроила всегда сама, а шили дочки. Все были одеты и обуты. На стол было что поставить: мясо, молоко, масло, яйца, сливки – всего было вдоволь.

    В доме стояла большая русская печь, в которой пекли каждую неделю хлеб, пироги, шаньги. Печь топилась каждый день, в ней варили еду, обычно щи и каши. В русской печке тепло держалось целый день, и вся семья была сытая.

    Всё бы ладно, но в 30-х стали забирать по селу «врагов народа».

    

«Собирайтесь. Вы арестованы»

    В 1937 г. подъехал к нам «воронок» (рассказывала мне бабушка Улита): «Здесь проживает Логинов Фокей Дементьевич? Собирайтесь, вы арестованы». Время было позднее, мы собирались потушить керосинку и ложиться спать.

    Дед закричал, заругался.

    – За что меня арестовывать? Что я натворил? Не имеете права, я буду жаловаться.

    – Статья 58.10.13 РСФСР, враг народа, – сказал один из конвоиров в чёрном пальто.

    – Какая статья? – он трясущимися руками кое-как завернул портянки, надел валенки.

    Я закричала, заплакала.

    – Но ты, дед, поторапливайся, ты у нас не один.

    Старший Гришка хотел заступиться за отца, но его грубо оттолкнули.

    – Пошёл вон, щенок!

    Фокей сразу понурился, сгорбатился и кое-как вышел из дому, его поддерживали конвоиры. Я выбежала на улицу, хотела обнять, но меня так же грубо оттолкнули.

    – Пошла отсюда, – закричал один из них, заталкивая его в машину.

    Вот и всё, больше отца мы не видели.

    Я стояла у ограды, вся окоченела, а ночь была лунная-лунная, всё вокруг просматривалось. Звёзды с неба семьями сверкают, словно улыбаются мне, а мне было ужасно холодно, страшный холод пронизывал до костей.

    Выскочили дети, завели меня домой. Всю ночь я не спала, молилась Богу, просила Пресвятую Деву Марию вернуть мне мужа. Не успела оглянуться – начало светать. Стала будить ребят: кому – скотину убирать, кому – в школу…

    Утром прибежала соседка Агапея.

    – Что, увезли Фокея твоего, арестовали? Да его не одного, говорят. Ещё Григория Ячменёва, Василия Трухина.

    – Увезли, – свозь слёзы сказала я.

    – Что-то я разговорилась, – спохватилась соседка. – Дома меня заждались. Завтра приду».

    Ушла и моя соседка – Екатерина, внучка Фокея Дементьевича Логинова, сгинувшего в жерновах репрессий. Ушла. А у меня сразу встал в памяти мой отец, который тоже рассказывал о том страшном времени.

    

Рассказ моего отца

    «После ареста в 1936 г. председателя нашего колхоза Шункова на его место хотели избрать Василия Васильевича – моего старшего брата, но вскоре по доносу арестовали и его. (Доносчикам платили по 5 рублей за человека.)

    Все в доме спали. Брат, как увидел людей в чёрных пальто, сразу догадался. Поцеловал спящих детей, попрощался с женой Федорой и вышел из дому.

    Уходя, Василий сказал жене, что это ошибка, что скоро всё выяснится и его отпустят. Но он не вернулся. Позже стало известно о его смерти в тюремной камере в Чите – не смог вынести страшных пыток (целыми сутками горел огонь в камере, на голову капала вода). Заставляли подписывать признание в заговоре, но он не подписал.

    После ареста Васюхи осталась его жена с семью детьми мал мала меньше. Одна всех вырастила, на ноги поставила. Я, чем мог, помогал. Было очень трудно, замуж так и не вышла, хотя и сватались к ней. Старший сын Николай воевал на фронте, горел в танке, пришёл с войны инвалидом. Потом брата реабилитировали, даже какие-то льготы дали, пришла бумага из района…

    Но человека-то нет».

    И таких семей было немало в нашем селе. А сколько их в районе, в области, в государстве? Получается, расстреляны миллионы невинных людей?

    Перебирая старые газетные вырезки

    Читаю в газете «Комсомолец Забайкалья» от 25 ноября 1987 г. статью В. Васильева «Сохранить память о безвинно казнённых»: «Тридцатые-сороковые годы вошли в нашу историю со словами «коллективизация» и «индустриализация». Первое в мире рабоче-крестьянское государство вставало на ноги; не колеблясь, шло на штурм высот в социалистическом строительстве. Магнитка, Днепрогэс, Комсомольск-на-Амуре и челябинский тракторный, десятки и сотни других ударных строек стали олицетворением той героической эпохи, ярким примером ударного созидательного труда. И тем трагичнее выглядят и трагичнее воспринимаются сейчас нарушения соцзаконности, унёсшие в предвоенные годы немало человеческих жизней, опозорившие нашу страну».

    «Помню свой стыд, когда в командировке за рубежом мы узнали по радио о разоблачении Берии и его сподручных, – пишет в редакцию участник Великой Отечественной войны, писатель Геннадий Семёнович Донец. – Зарубежные товарищи донимали нас расспросами об авантюристе. Почему мы сами-то, советские комсомольцы, не знали о том, как нарождаются у нас такие нелюди, почему социализм не может оградить себя от них? Нам было убийственно совестно за то, что подобное оказалось возможным у нас на Родине. Ведь первая в мире страна социализма была в глазах зарубежных друзей настоящей святыней».

    Да, это были годы, полные героизма и драматизма. Чего было больше – трудно пока судить. Мы не знаем пока общее количество казнённых. Но об огромных масштабах трагедии, людских потерях, которые мы понесли, говорит следующий пример. По исследованию генерал-лейтенанта А.А. Тодорского, в годы культа личности Сталина из пяти маршалов Советского Союза расстреляли трёх, из десяти командиров 2-го ранга – всех, из 57 комвзводов – 50, из 186 комдивов – 154, из 16 армейских комиссаров 1-го и 2-го рангов – всех, из 28 корпусных комиссаров – 25. И так далее. Страдали не только командиры, руководители, но и рядовые, и простые труженики.

    К счастью, те времена, когда за ширмой «таинственности» творились гнусные дела, миновали. В полный голос мы говорим и о нарушениях соцзаконности в годы культа личности Сталина, о недавних застойных явлениях. А гласность, демократия – это лучшая гарантия неповторения произвола всех других преступлений против человека, несовместимых с социализмом».

    Пишу, читаю об этих событиях, и на память приходят строки Б. Макарова из поэмы «Звёздный час», которую он посвятил Мокрине Евсеевне Богомоловой, проживавшей в с. Мангут Кыринского района. У неё тоже был репрессирован муж.

    …А в углу возле печки,

    Через несколько дней опять пришла моя соседка Катя, и мы с ней продолжили разговор о жизни её бабушки Улиты.

    Продолжение следует...

    Лидия Куликова, с. Верхний Ульхун