Два литра жареной крови
Рассказ из цикла «В тени отцовского крыла» Борис МАКАРОВ Дядю Ваню Сутурина у нас в селе Сутунком звали. Не за фамилию, а потому что он действительно на сутунок – короткое толстое бревно – походил. Широкоплечий, коротконогий, с головой без шеи, лежащей прямо на плечах, дядя Ваня мог быть натурой для художников, рисующих богатырей. Одень дядю Ваню в богатырские доспехи – кольчугу, рубаху до колен, шлем, сапоги с загнутыми носками – и рисуй… Но художников у нас в селе в те годы, пятидесятые, о которых я веду рассказ, не было. Да и откуда им было взяться. Большинство наших мужиков война выкосила. Те же, что живыми вернулись, с раннего утра до позднего вечера колхоз, за годы войны пошатнувшийся, на ноги поднимали. Не было у нас в селе доспехов богатырских – кольчуг, шлемов, мечей… Любую железку, даже ржавую, маломальскую, в кузницу несли. Из этих железок кузнецы наши Максим Акимович Вершинин и его подручный, молотобоец Прохор Иванов, и подковы, и косы, и вилы, и топоры делали. А уж о сапогах богатырских с загнутыми носками и слыхом никто, кроме нас, школяров, не слышал. Мы же всё это – и кольчуги, и шлемы, и сапоги, и даже самих богатырей – в школьных учебниках на картинках видели. А сами мы, как и все наши мужики, женщины, пацаны, девчонки, в стежёнках, сапогах кирзовых, в курмушках, из солдатских шинелей сшитых, ходили и на богатырей картиночных нисколько не походили. У богатырей щеки как пузыри надутые, у нас же, у большинства, – как пузыри спущенные. У богатырей шеи – чурки берёзовые. У нас – будыльё подсолнечное. И лишь один дядя Ваня Сутурин на богатыря точь-в-точь походил. Кем он постоянно в колхозе работал, не знаю. Наверное, как и почти все колхозники, на разных работах вкалывал. Куда пошлют – там и вкалывал. На ферму пошлют – на ферме, в поле пошлют – в поле, на ток пошлют – на току. Люди так и говорили-шутили: «Работаю там, куда пошлют. А иногда и сам сбегаю». Но где бы и кем ни работал дядя Ваня в колхозе, все в селе, как говорится, от мала до велика, знали его как «бойщика». …Сегодня трудно понять и объяснить, почему в нашем обнищавшем за военные годы селе и колхозе, только-только начинающем набирать силу, насчитывающем десятка два-три тощих, похожих на стиральные доски коровёнок и два-три десятка плоских, с объеденными хвостами и ушами, жёлтых от собственной мочи свиней, была бойня – нечто вроде большого сарая со щелястыми стенами и дырявой крышей, предназначенного для забоя скота. Скорее всего, до войны её строили. Бойня находилась на самом краю села, метрах в трёхстах от последних домов, на берегу реки. Одиноко стоящий полуразрушенный сарай своим видом днём наводил уныние, а ночью – страх на проходящих мимо рыбаков, в том числе и нас, мальчишек. Кроме рыбаков мимо сарая почти никто никогда не ходил. Место для купания находилось далеко выше по течению. Продолжение следует… |
