Под пятой дракона

Путешествие в «мёртвое» село Покровка

Большой чёрный дом

    Единственная дорога к Покровке считается лесовозной, на обычной машине сюда лучше не соваться. Узкая – двум автомобилям на ней не разъехаться, ветки хлёстко бьют по стеклу с обеих сторон. Свет фар вырывает из темноты звериные переходы. Козы, лисы, зайцы и прочие обитатели тайги преспокойно пересекают дорогу. Лесные ручьи встречают набухшими, а где-то прорвавшими «нарывами» льда (не дай Бог, провалиться в этакой глуши). 

    Изрядно пришлось по ночному лесу поплутать, ведь навигаторы стали «топтаться» на месте, стрелка медленно двигалась в непонятном направлении. Всякая связь с миром потерялась. Скажу честно, жуть брала. 

    Через пять часов, вымотанные, мы уткнулись в колючую проволоку на склонённых столбах – система с контрольно-следовой полосой (она тянется вдоль границы). Где-то в пяти-шести километрах отсюда скованный льдом Амур-батюшка – государственная граница с Китаем. Но это сейчас мне всё понятно, а тогда оставалось только вглядываться в темноту да молиться. Тут ещё на включенные телефоны моих попутчиков пришло радушное сообщение «Добро пожаловать в Китай!». Впрочем, такое приветствие стоило кому-то 400 рублей, а кому-то и 800. Роуминг бил по карману россиян без предупреждения. 

    Радовало только то, что хоть на колючку выехали, значит и Покровка где-то рядом. Однако стрелки навигаторов эту радость «разбивали» вдрызг: на карте указатели вертелись за пределами границы, то есть в Китае. Вспомнилось тут же, что китайские пограничники в той же Маньчжурии очень суровы.

    Вдруг через семь часов пути наша группа вырвалась-таки из бесконечной карусели из деревьев и снега, свет фар осветил большой чёрный дом, без единого огонька в проёмах окон. На сердце отлегло.

    

Гидролог Речкин

    Выскочив из машин, слышим лай собак. Продвинувшись дальше, видим спасительный свет – нас встречает гидролог Алексей с говорящей фамилией Речкин. Его с радости бы расцеловать, но он строг и суров, потому что граница дело не шуточное, а тут гурьба ошалевших от дороги читинцев. 

    Алексей несёт службу в находящейся здесь гидрометеостанции, в его обязанности входит исследование вод Амура, охрана нескольких туристических домиков. «На лёд не выходить, по берегу не расхаживать, китайскую сторону не фотографировать», – даёт установку Речкин, и заселяет нас в дом. Печку натопил загодя – ждал нас. Присев у тёплых её боков, сложив рабочие мужицкие рукавицы на колено, гидролог немного рассказал о житье-бытье: 

    – Покровку же затопило в 58-м. Амур вышел сильно из берегов. Людей переселили. Кого в Могочу, кого в Амазар. Я работаю и живу здесь с 92-го года. Жена по первости со мной жила, потом уехала в Могочу. Я домой езжу раз в год в отпуск. 

    Сложно жить в такой глуши. А что, если занедужишь? Оказалось, чтобы попасть к людям в белых халатах, гидрологу нужно для начала сделать запрос в Читу, а уж потом держать путь к цивилизации. А если сердце, не дай Бог, прихватит? Тут надо бежать на пограничную заставу, где есть медбрат. Не добежишь эти восемь километров – помрёшь у берегов Амура. 

     Но Алексею болеть некогда. Кто будет кормить его двух коров, 14 лошадей («Можно и свиней держать, но дорого возить корм»). Радует себя рыбалкой, охотой. Ничего, вроде бы, больше и не надо для счастья. Спрашиваю: не нарушают ли кони-коровы покой на границе, ведь природа одинаковая, того и гляди – уйдут в Китай? «По правилам, если животные ушли и вернулись, то их нужно убивать и сжигать. Вдруг заразу какую подхватили. Но мои не уходят. Один только жеребец Лупашка вечно где-то шляется, но за границу ни одним копытом не ступает. Знает, где дом у него», – улыбаясь сквозь бороду, объясняет Алексей.

    Так и живёт русский мужик годами в работе, а его зарплата копится на карте, в отпуске Алексей с супругой её тратит. Продукты, бензин завозят работники метеостанции. Вечерами гидролог заводит дизель и смотрит новости. Вот и сейчас, отказавшись от чая и угощений, машет рукой: «Домой пойду». Уговаривать бесполезно – привык один.

    

Казаки Хабарова

    К утру наше временное жилище выстыло, мороз в ночь поджал до -46. Пока печка приходит в чувство, я прильнула к окну. Всего в паре-другой сотен метров застыл Амур в морозном тумане. Ровно 46 километров он течёт вдоль границы Забайкальского края. Наспех напившись чая (любопытство сильнее голода), выходим на улицу. 

    Где-то в нескольких километрах отсюда Шилка и Аргунь встречаются и образуют великий Амур. Именно в этих местах когда-то появилось первое русское поселение в Забайкалье – Усть-Стрелкинский острог (раньше, чем Нерчинский и Читинский остроги). Его возвели казаки Ерофея Хабарова ещё в 1651 году.

    – Покровка интересна тем, что это одно из поселений, которое связано с продвижением забайкальских казаков на восток. Усилиями Муравьёва-Амурского осваивали новые незаселённые земли. И продвигаясь вдоль Амура люди обживали эти места, создавали новые поселения. И Покровка как раз одно из этих поселений, – проводит небольшой экскурс в историю Олег Корсун, биолог, краевед, участник нашей поездки в заброшенное село.

    Даурские земли столетия назад активно заселялись, но сегодня мы видим обратное явление – люди бегут в города, деревушки исчезают, всё зарастает бурьяном. И даже не будь того рокового для Покровки наводнения, ей всё равно суждено было бы исчезнуть. Таков исход всех наших отдалённых сёл.

    Понять, где в селе были улицы невозможно (люди вывозили дома, да и времени с тех времён прошло много). Понятно, что дома располагались вдоль берега. Сейчас их местонахождение можно определить по кустам черёмухи. Чуть поодаль от домов метеостанция (на неё-то мы и выехали ночью), там живёт и работает семейная пара метеорологов. Несколько домиков для туристов и сезонных рабочих, где мы ночевали. Под снегом едва различимы развалины казармы и штаба пограничной комендатуры. 

    К нашему счастью, всё же сохранилось несколько заброшенных в разные годы домов. Но они с чьей-то лёгкой руки были переделаны под свинарники, коровники. Рядом с каждым есть предметы, такие же брошенные, как дома: старые железные кровати с сетками, прогнившие вёдра и прочая домашняя утварь.  

    Когда-то здесь был и сельсовет, и школа, и больница. Люди разводили скот, засеивали поля пшеницей. Сильнейшее наводнение смыло всё подчистую, наверное, на радость властям района (слишком уж далеко деревня, от которой головной боли больше, чем пользы). Было решено расселить жителей Покровки, а село не восстанавливать. Люди стали разбирать и перевозить дома.

    Все, кроме Екатерины Кадомцевой.

    

Баба Катя

    Наотрез отказавшись уезжать из Покровки, они с мужем прожили в ней всю жизнь. Схоронив мужа, баба Катя стала последним коренным жителем Покровки. Никакие уговоры перебраться к родне на «большую» землю не действовали. Боялась бабушка переезда, боялась дороги. Её соседями были работники метеостанции, да Лёшка (так она называла гидролога Речкина). Прошлой весной баба Катя заявила, что больше зимовать в Покровке не будет, а уже летом её дом осиротел (будто в воды Амуры глядела бабушка). Так село окончательно потеряло единственного «связного» с прошлым.

    В дом теперь периодически приезжает внук Екатерины Кадомцевой. Сметает снег с протоптанных досок широкого крыльца, подлатывает крыши двух летних кухонь, протапливает печь.

    Пройдясь (да простит нас баба Катя) по двору, посмотрели просевшие дворовые постройки, которые, показалось даже, «притихли», оставшись без хозяйки. Вряд ли кто-то теперь натопит огромную печь во дворе, чтобы летом напечь душистого хлебушка. Никуда уходить от дома не намерен обросший пёс, благо – соседи его не бросают, подкармливают. 

    Его хозяйку схоронили на местном кладбище в березняке. В одной большой ограде упокоилась вся её родня. Чуть поодаль могилы двух начальников метеостанции. Здесь же среди берёз есть несколько захоронений времён войны, на одной из могильных табличек удалось разглядеть надпись «Погиб в 1943». На фоне деревянных крестов выделяется массивный памятник советским пограничникам Михаилу Деревянко и Петру Денисовскому. Оба погибли в конце Второй мировой в 1945 году во время конфликта с Японией. Лейтенант Деревянко и младший сержант Денисовский ликвидировали банду японских самураев. С тех пор пограничная застава на Усть-стрелке в Могочинском районе стала носить имя Петра Деревянко. 

    

Музыка на теплоходах

    На льду могучей реки (хотя здесь Амур не так уж и широк, как ожидалось) мирно рыбачили китайцы. Интересно было видеть такие же горы, такие же деревья на том берегу, и понимать, что там уже китайская территория. Раньше наши соседи приезжали на рыбалку на лошадях, теперь же заезжают на лёд на машинах. Жить, видно, лучше стали. На нас особого внимания китайцы не обращали, удили себе рыбёшку.

    Если отъехать вдоль берега от Покровки несколько километров, можно увидеть с той сторону соседскую деревню Логухэ. В отличии от Покровки жизнь там кипит. Дома – в рядок, с крышами из профлиста, вьются дымки от печек. Где-то там же построена турбаза, а на самом берегу стоит огромный дракон из камня. По замыслу из его пасти должен вырываться огонь. Но он и без пламени выглядит впечатляюще. Подумалось, что на нашем берегу должен обязательно стоять медведь. Но у нас – только деревня, и та мёртвая.

    Летом китайские туристы приезжают на турбазу отдыхать. За триста юаней в час их катают на катерах, теплоходах. Всё красочно, с музыкой. Хочешь по течению, хочешь против него. Жизнь на том берегу вполне сносная.

    А ведь когда-то, до появления Трансиба по Амуру ходили российские судна. Амур и Шилка являлись главными дорогами, которые связывали Дальний Восток и Сибирь. По воде возили и почту, и даже пассажиров. В годы СССР на воде можно было видеть теплоходы «Сергей Лазо» и «Карл Либкнехт», которые ходили до Сретенска. Ничего этого давно нет. 

    …Уезжали мы из Покровки снова вечером, ночная дорога уже не казалась трудной и мрачной. Омрачала настроение только одна мысль, что некогда казачье село Покровка мертво, стёрто с лица земли. Что может сюда привлечь русский народ снова – представить сегодня сложно.