Подали состав как-то неожиданно. В быстром темпе все погрузились, ехали без остановок, везде давали зелёную дорогу. Всю ночь не спалось, самолёты бомбили. Были попадания, два вагона горели. Но ничего, добрались до станции назначения. 

    И вот она: передовая линия фронта. Встречали командир среднего роста, с ним ещё двое, один с синими нашивками, понятно – особый отдел. Построили, знакомство было не долгим. Речь командира была короткой, но содержательной: 

    – Это ваша техника, ребята, тылы работают, родина на вас надеется. Не дадим врагу поганить нашу землю, закопаем гада. Мы их сюда не звали. Пусть здесь и останутся, не щадить никого. По машинам! Командиры, ко мне! Отдыхать некогда. 

    Подвезли кухню, подбегали по-быстрому с котелками, всё на ходу. На сытый желудок воевать легче. И тут начался артобстрел, а значит жди: следом атака. Танк новой конструкции, более мощный – ИСКА,  гремел траками на каменистой почве, изрезанной оврагами, перелесками, пригорками. Давил живую силу противника гусеницами, на полном ходу, пулемётным огнём. Приостановившись, по более крупным мишеням бил из пушки.

    Вражеская мина в третьем бою разворотила днище. Контуженного, с ранением в колено осколком мины, Ивана доставили в госпиталь. Врач, в годах мужчина, сказал:

    – Диагноз ясен, гангрена будет, ампутация, – и, обратившись к раненому, добавил: – Жить надо. 

    Иван ответил коротко:

    – Убери свою пилу, не дам ногу отрезать, лечи, не дрова здесь. Отправляй туда, где лечат, пилить да резать и я умею. 

    Сутки ждали самолёта. В воздухе всё усложнилось, началась гангрена. Медсестра покачала головой, ничего не сказала, только попросила потерпеть. А сама ушла куда-то, что-то готовила, какое-то средство. Обильно намазала чем-то жёлтым, обмотала бумагой, бинтами. А к утру,  температура спала, и краснота исчезла. В Новосибирске врач якут, старенький уже, профессор сказал:

    – Осколок-то там, а тебе с твоей контузией да перенесёнными наркозами уже нельзя ничего ставить, иначе кому ты с дурной головой нужен, сам ведь понимаешь. Так что терпи без наркоза, так ломать будем. 

    Через головку кровати сломали ногу, стакан спирта, вот и вся анестезия. Лечение пошло на поправку: уход, молодой организм. Прошло недели две, Иван стал потихоньку приступать на ногу, прихрамывая с костылём, всё уверенней. По радио говорил Левитан – зычным, неторопливым голосом – о взятии очередного города, фрицы ещё стояли под Сталинградом. И родина была в опасности, но это были уже не те вояки. Их измотали и военные действия, и невероятная стойкость русских, и ещё морозы, от которых ничего не помогало: ни шнапс, ни  дополнительное утепление. Снабжение продовольствием и техникой было плохим, составы не доходили. Партизаны действовали, как в тылу, так и по всему фронту. Поезда шли под откос, ничто не помогало: ни карательные меры, ни патрулирование. Но немец всё ещё был силён и рвался к Москве. На фронт просились многие, но врач был строг:

    – Окрепнуть надо, ребята, хватит на вас ещё этих фрицев. 

    Но Иван у медсестры тайно взял ключ, документы и форма были при нём, и на попутке отбыл в расположение своей части по грязной, разбитой  техникой дороге. Полуторку подбрасывало и трясло. Нашёл своих не сразу, многих, кого знал из своего батальона, уже не было в живых. Командир узнал, обрадовался.

    – Что подлатали? Вижу! На своих ногах ходишь, значит – всё будет в порядке. Проблемка только одна: техники пока нет никакой, обещали уже как неделю с ремонта танки подогнать, несколько штук, ждём. 

    Только проговорили, пришло сообщение: на станцию поступили три танка, снимают с платформ. К вечеру получили несколько экипажей машины, в том числе и Иван с новым экипажем. Приняли, осмотрели. Ребята хорошие, познакомились. Жаль, что не новый танк-то. Говорят: на леченой кобыле далеко не уедешь, но что есть, то есть, подметил Иван. Может и ничего поведёт себя эта техника? Неизвестно. 

    Новый танк работал как часы, но нуждался ещё в обкатке, так как мотор заклинивало при нагреве, и так случилось во время танковой атаки. Мотор заглох, танк  стал недвижимой мишенью для врага, снарядом повредило гусеницу, второй снаряд – и танк задымил. После боя разбираться не стали. Кто остался жив – в штрафной батальон.

    Продолжение следует…